— Да ведь и нам трудно просить, но…
И мне стало стыдно, что вот я Сборник издаю, такие деньги на ветер пускаю, а люди голодают.
А на улице все прошло.
Сего числа я отнесла стихи в «Москву», и они уже отправлены в типографию!
Началось!
Издает «Москва», хотя изд<атель> Николай Ник<олаевич> Карбасников, может быть, предлагает (еще не знаю) очень выгодные условия — 1000 фр<анков>, - 4 листа, на хорошей бумаге, причем я вношу 800 фр<анков>, остальные — из проданных со сборников, долгосрочный кредит. 300 экземпляров, из них 50 — lux, по 25 фр<анков>. Кому их всучить — не знаю. Бумага, хоть и не такая, как у Ладинского, но хорошая. Формат — Станюковича. Пока что довольна.
Ладинский прислал-таки мне свою книжку[257].
24 марта 1931. Вторник
Видела во сне совершенно отчетливо, что у меня родился сын и назвала я его Олегом. И произошло это в Pitie 16 марта. Помню, что там даже сказала: «Как жаль, что это только во сне!» И вот, я получила первые 15 экземпляров своей книги! Издана очень хорошо.
29 апреля 1931. Среда
Юрий вступает в масонскую ложу[258]. Видимо, 7-го числа будет его посвящение в 1-й градус[259]. Это меня радует, больше всего потому, что это есть первый шаг к Терапиано Ю.К. Или, вернее, к Кутузову, который вел себя относительно Юрия очень благородно и забыл всю вражду и ехидство (со стороны Юрия), дал о нем в ложе великолепную аттестацию. Юрий как будто даже чуточку этим сконфузился. Раньше он говорил:
— Я бы вступил в ложу, если бы не Терапиано. Ну, какой он мне брат?
Тот, по-видимому, думает иначе.
Кутузов, если можно ему верить, просто очарован моей книгой. Только не верится мне, хотя он и не только мне говорит это. Уверяет, что из поэтесс со мной может соперничать разве только одна Марина Цветаева (подразумевая, что из поэтов до Голенищева-Кутузова мне еще очень далеко).
Почти восторженный отзыв в письме дала Таубер.
1 мая 1931. Пятница
В четверг рецензия Адамовича[260], в хвосте других. В конце концов, я даже довольна, хотя мог бы и меньше язвить. Рецензия в «Новой газете»[261] тоже, в конце концов, удовлетворительная («в конце концов»).
2 мая 1931. Суббота
Только двое не ответили мне на присылку сборника: Терапиано и Костя.
19 мая 1931. Вторник
Что бы я ни делала, о чем бы ни думала, — в сущности, я думаю только об одном… «Я не давал ей повода для такой интимности…», — так ответил Терапиано на вопрос: не он ли второй «Юрий». Значит, с ним кончено, так глупо, грубо и нехорошо. Конечно, если бы я знала, что так будет, я бы это посвящение «Двум Юриям» не поставила бы. Но все-таки не могу считать себя виноватой и не назвать его дураком. Конечно, встречаться с ним у меня больше нет никакого желания, так же, как и с теми, при ком эти слова были сказаны (в «Числах»). Так что мое добровольное заточение становится в какой-то степени вынужденным. Ну, ничего. Я только вдруг потеряла всякий интерес к своей книге.
21 мая 1931. Четверг
Я все-таки никогда не думала, что мне будет так трудно вычеркнуть Терапиано. Оказалась какая-то пустота, пустое место и пустые мысли, которые нечем заполнить. Оказалось, что больше не о чем думать, так фантазировать полушутя, полусерьезно. Когда устанешь от всяких настоящих дел и дум и хочется немножко «помечтать» (я только этого слова не люблю). Он занимал в моих мыслях определенное, только одному ему принадлежащее место. Но о нем думать больше не хочу, т. е. думаю непрерывно, отчаянно. Это меня мучает и не дает покоя. С этим надо кончить — во что бы то ни стало!
Этой «потерей» даже утешаться нельзя: если можно было (и было приятно) намекать в стихах на мое увлечение им, то раскрывать кому-либо мое теперешнее состояние я совсем не хочу. Наоборот, мне приятно казаться совершенно равнодушной и спокойной, но каждый раз при его имени я испытываю боль, словно от удара по мозгу.
Но видеть его лично, я и так уже больше года не видела, если бы только суметь послать его к черту и никогда не возвращаться к нему мысленно…
Сегодня Юрий посвящается в «Орден вольных каменщиков». Сегодня Юрий должен встретиться с ним (с Терапиано — И.Н.). Неужели же он, хотя из приличия, не спросит обо мне, даже поклона не пошлет?
22 мая 1931. Пятница
Когда Юрий вчера вернулся, у меня даже на душе полегчало, так что весь остаток ночи я не спала, в восторге от речи Терапиано. Вместе ехали домой, тот его провожал до дому, выяснилось недоразумение с книгой (так выразился Юрий), будто тот говорил только со слов Кутузова; мы отсюда уехали, а адреса он не знал, поэтому он сразу мне не ответил, а потом уж так; меня еще за это ругает, он очень меня благодарит и т. д. Врет, конечно, с адресом, но не в том дело: важно, что он не хочет заваривать каши и ссориться.
Видимо у Юрия с Терапиано начало новой дружбы. Когда-нибудь я на эту тему позлословлю.
3 июня 1931. Среда
М<ада>м Дюра умерла. В ночь с пятницы на субботу будет две недели. Сегодня, будучи в госпитале, об этом узнала.
26 июля 1931. Воскресенье
Как давно я не принадлежала самой себе. Не контролировала себя. Столько пробелов в дневнике (и в жизни), что записать их нет возможности. Отмечу вкратце главные события этого времени.
Приезжала Таубер. Пробыла дней 10, очень мне понравилась. Только есть в ней что-то «Кутузовское», карберное, что ли. Везде-то ей нужно было побывать — и у Мережковских, и у Ремизова, и в Bolee. Мне кажется, я ее разочаровала: мой образ жизни и мое отношение к литературным кругам ей совершенно чужды и непонятны и должны просто раздражать. Но все-таки еще в чем-то я с ней согласна, хотя и спорили много, и на днях я получила от нее милое письмо из Югославии. Показывала ей Париж, и она от всего в восторге.
Проездом из Польши Юрин товарищ по батарее Сергей Владимирович Киселев. Юрий всегда отзывался о нем в очень восторженных тонах, и он, действительно, оказался премилым. Лучший из всех Юриных товарищей. Человек, которого нельзя заподозрить ни в чем дурном. Какой-то удивительно «порядочный» и честный. И чувствуешь себя с ним, будто всю жизнь знакомы. Мы ходили с ним на выставку — один раз вечером (когда огни тушили) с Юрием, другой раз вдвоем, ходили гуртом на Монпарнасе 14-го июля, ездили с Пипко в Версаль, ходили вечером к Trocadero смотреть Эйфелеву башню (с Андреем и Ниной), потом — у Войцеховского — он нас угощал борщом, вдвоем ходили в Carnavalet, наконец, в пятницу, в день отъезда встретились в сквере у Pont Neuf. Вот и все наши встречи, а кажется, что уехал кто-то очень близкий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});